Киев
Я был в том городе рождён и жил там до поры,
там под плитою мой отец, сестра и муж сестры,
когда-нибудь на их костях построят небоскрёб.
Там лес шумит, река течёт, засыпан Бабий Яр,
на москалів, ляхів і юд там дивиться Кобзар,
немов запитує, чому ж вони ще й досі тут.
Я не вернусь туда, но мне не разрубить узла,
несчастной родине моей я не желаю зла,
пускай от крови и войны хранит её Господь.
Но вижу - камни мостовой разбиты вдрабадан,
и свора парубков крутых выходит на Майдан,
на их футболках я с тоской читаю "Бий жидів!"
О незапамятная мать российских городов,
и сил хватает лишь на то, чтоб только бить жидов?
Как хорошо, что я не там, как счастлив, что не там...
(Мне очень понравился один комментарий к этому стихотворению, да так, что я, испытавшая на себе в свое время все прелести неискоренимого украинского антисемитизма, тем не менее, не могу не согласиться с автором этого комментария: прогресс действительно огромен, и это очень радует!
Уважаемый Наум! Я всегда с удовольствием читаю ваши стихи. Я - еврейка с Украины, видела Майдан и видела там не то, что показало русское телевидение. Я видела флаги Грузии, Армении, Белорусси, и Израиля. Я видела как убили первого Серёжу Никояна, двадцатилетнего армянина, я знаю евреев ,защищавших наше достоинство, достоинство Украины её нежелание совка. А антисемиты на выборах получили свои 4% голосов и это меньше чем во Франции, это наверняка меньше чем в России. А ещё я видела как на выборах президента еврей Рабинович то же получил 4% голосов и это голосовали не евреи, их столько в Украине нет.И если антисемиты оскверняют памятник в Бабьем Яру, то охраняют его то же украинцы. Приезжайте в Киев. Посмотрите на него своими глазами, а не глазами пропаганды.
Интернационал - фантазия на тему...
..."Интернационал" пусть прогремит,
последний на земле антисемит.
Евг. Евтушенко - "Бабий яр"
Финита, граждане! П***ец.
Похоронили, наконец,
последнего антисемита.
Был симпатичный человек,
не то румын, не то узбек,
а может быть, и оба вместе.
Не гений, но и не дебил,
а что евреев не любил,
так разве ж это недостаток?
Ну, что ещё? Плясал гопак,
любил жену, детей, собак...
И вот его похоронили.
И стало скучно на земле,
Вот так сидишь навеселе
и никаких желаний нету,
нет ни претензий, ни обид,
никто не скажет "Ах ты, жид!",
никто не даст еврею в рыло,
а ты молчи тут и дурей,
Куда ни глянешь - там еврей,
ну просто нет от них отбою.
Известно даже и глупцу -
и нашу кровь кладут в мацу,
и управляют Палестиной.
До коих пор? В душе щемит.
Давай, вставай, антисемит,
вставай, проклятьем заклеймённый!
Под наш "Интернационал",
вставай! Ты что, совсем не знал -
никто не даст нам избавленья?..
...А может, всё это психоз,
Не надо принимать всерьёз
слова поэта Евтушенки.
Как нету Вечного Жида,
так и не будет никогда
последнего антисемита.
Прощание с родиной.
Не из варяг в смурные греки –
Прощай, страна моя, навеки,
в последний раз поговорим.
Склонись ко мне в поклоне низком!
Уже обласкан и обыскан –
ни злата нет, ни серебра.
Свой чемодан пустопорожний
Спасибо чоповской таможне,
что уезжаю налегке,
со мною книги и тетради,
Уже, как маршал на параде,
я прохожу сквозь строй солдат,
уже объявлена посадка
Как страшно, милая, как сладко
лишаться ружей и погон!
Теперь прощай. Была любима.
Гудок – и жизнь уходит мимо,
и всё в забвенье потекло –
вокзал, фонарь, столбы, скамейки,
И марш “Прощание еврейки”
оркестр играет духовой…
25 декабря. Рождество
Сквозь шум и треск, сквозь гам и звон,
что в этот день родился Он -
еврейский мальчик Иешуа,
и, по традиции отцов,
на день седьмой Он был обрезан
(таков закон, в конце концов,
и в наше время не исчез он).
Тот мальчик позже стал Христом,
Господь божественным перстом
к себе призвал Его как сына,
а люди (ах ты, Боже мой,
они ни в чём не знают меры!)
постановили: день седьмой
считать началом новой эры,
и каждый год, как первый год,
всегда справляют с этой даты,
и так оно уже идёт,
и с этим денешься куда ты?
А чтобы стало всем ясней,
опять замечу мимоходом:
как ни крути, всегда семь дней
меж Рождеством и Новым годом,
и этот дивный белый свет
стоит, как (нет другого слова),
две тысячи семнадцать лет
от обрезания Христова.
ПРИШЕСТВИЕ
Ночь над городом, ночь, но желанный рассвет уже близок.
В Гефсиманском саду тишина, и Голгофа пуста.
На холодной скамье тихо дремлет оборванный призрак,
измождён и небрит, будто только что сняли с креста.
Он вернулся вчера в этот город, уже незнакомый,
в этот грохот и шум, в суету преходящих сует,
он восстал и прозрел, словно вдруг отрешился от комы,
той, что длилась, как жизнь, бесконечных две тысячи лет.
И сквозь дрёму к нему тянут руки слепцы в Галилее,
жёны плачут навзрыд, слышен ропот седых стариков,
и по серым камням, по крутой гефсиманской аллее
удаляется прочь тот, кто проклят навеки веков.
Погоди, оглянись, я — прощенье твоё и причастье!
Что людская молва? И да минет нас чаша сия.
Вот какое оно, это наше еврейское счастье —
умирать, воскресать, возвращаться на круги своя…
Дремлет призрак. Уже догорает звезда на востоке,
заалел горизонт, скоро солнце взойдёт на-гора,
и с лазурных небес трубный глас возвестит о пророке,
он откроет глаза и устало прошепчет «Пора…»
Всё, что было, — уйдёт, всё останется там, за веками.
Поднимайся, иди в долгожданный последний поход,
со слезами в очах и с воздетыми к Богу руками,
по полям, по холмам и по глади задумчивых вод.
Начинается день, новый день рокового Нисана.
О, не медли, пророк, лик свой светлый народу яви!
И прозреют слепцы, и немые воскликнут «Осанна!»,
и настанет пора всепрощенья, добра и любви.
Тем, кто верует — рай, кто не верует — тем преисподня.
Да придёт благодать в этот мир, осенённый крестом!
Только что это с ним? Он устал и продрог… Не сегодня…
Не сегодня, не завтра, когда-нибудь после, потом…
Проживут без него — грешной жизнью, нелепой и скорой.
Он измучен и слаб, он, как старческий перст, одинок,
да и нет уже в нём той божественной силы, с которой
он когда-то пришёл, заслужив лишь терновый венок.
Пусть уходят века, пусть продлится извечная дрёма,
пастырь страждущих душ не придёт свою паству пасти.
Всё равно от войны, от чумы, от резни, от погрома
никого, никогда он, увы, не сумеет спасти…
…Где-то там, в облаках, растворяется лунный огрызок.
Первый солнечный луч озаряет святые места.
На скамье — ни души. Испарился таинственный призрак.
В Гефсиманском саду тишина, и Голгофа пуста…
